Прогрессивный журнал Генезис

и следующих из них психологиче- ских особенностей членов данных социальных коллективов: «истоки религиозно-мистических, ирра- циональных тенденций следует искать прежде всего в обществен- ной жизни, в социокультурной ре- альности человеческого бытия» 15 . Конкретизируя, автор выделяет соци- альные, социально-психологические и гносеологические истоки мисти- цизма (тождественные выделяемым в советской литературе истокам ре- лигии, что еще раз показывает пре- обладание в работе В. С. Поликарпова расширительного понимания «ми- стицизма» по сути отождествляемого с «религиозным» как таковым). Одним из важнейших социальных истоков мистицизма автор считает непонимание, неумение рациональ- но объяснить противоречия социаль- ного бытия, незнание «исторических закономерностей» его существо- вания. Как некий эрзац возникает иррациональное, мистическое объ- яснение различного рода явлений. Автор подчеркивает, что подобное незнание характерно не только для древних, но и для современных об- ществ. Другими словами иррациона- лизм имеет место быть там, где не- достает (по тем или иным причинам) рациональности. Подобная позиция имплицитно содержит утверждение о противоположности рациональ- ного (к тому же отождествляемого с наукоймодерна) и иррационального (отождествляемого с мистикой, рели- гией) взгляда на мир. Это утвержде- ние является одним из «догматов» со- ветского религиоведения и вся книга В. С. Поликарпова по большому сче- ту и призвана еще раз доказать этот «догмат», опровергая ставящие его под сомнение современные запад- ные теории синтеза науки и религии. Важность и обширность этой пробле- мы требует отдельного рассмотрения, здесь же лишь заметим, что мисти- цизм вовсе не отрицает рациональ- ность. Мистицизм лишь настаивает на том, что помимо рационального существует и сверхрациональное объ- яснение явлений. Оно не исключает рационального объяснения как та- кового, а углубляет его. Не случайно, многие ученые, чью рациональность невозможно отрицать, успешно со- вмещали свою рациональность сверхрациональными объяснениями. К социально-психологическим истокам «мистицизма», характерным для классового общества, В. С. Поли- карпов относит: – отчуждение, деперсонализацию и порождаемые ими чувства страха, скорби, горя, одиночества; – чувство беспомощности перед силами природы и общества; – потребность в вере (при этом ав- тор подчеркивает, что сама по себе вера есть естественный феномен и ни- как необходимо не связанный с рели- гией; только отсутствие веры в пози- тивные ценности позволяет заполнить эту естественную форму религиоз- но-мистическим содержанием); – поиски смысла жизни, что связа- но с неудовлетворенностью собствен- ной жизнью. Указанные факторы, безуслов- но, существуют, но В. С. Поликарпов (как, впрочем, и другие советские ав- торы) не объясняет, как именно они приводят к появлению мистицизма. В самом деле, далеко не все люди, на которых оказывают влияние эти об- щие для всех особенности социаль- ного бытия, становятся носителями мистического сознания. Следова- тельно, эти особенности могут лишь способствовать возникновению ми- стического сознания, но не быть его первопричинами. Можно даже при- знать, что отдельные мистические и особенно квазимистические яв- ления появляются в результате дей- ствия указанных факторов. Этого не отрицают и сами носители религи- озного сознания 16 , но опять же лишь для некоторой части феноменов об- Поликарпов В.С. Наука и мистицизм в ХХ веке. С. 11. 15 Так, известный христианский богослов IV века Григорий Богослов (Назианзин), говоря о происхождении языче- ства, указывает множество вполне «естественных» причин (имеющих, впрочем, и религиозное «измере-ние»). После грехопадения (и в его результате – что в данном случае и является религи- озным «измерением») люди, говорит святитель, «стали поклоняться, кто солнцу, кто луне, кто множеству звезд, кто самому небу вместе со светилами, … а кто стихиям: земле, воде, воздуху, огню, так как они для всего необходимы, и без них не может длиться жизнь человеческая; иные же – что кому встретилось в ряду видимых вещей, признавая богом всё представлявшееся для них прекрасным. Неко- торые стали поклоняться даже живо-писным изобра- жениям и изваяниям, сперва родных, и это были люди без меры предавшиеся горести и чувственности и желав- шие памятниками почтить умерших; а потом и чужих – и это сделали потомки первых, отдаленные от них временем, сделали потому, что они не знали первого естества, и чествование, дошедшее до них по преданию, стало как бы законным и необходимым, когда обычай, утвержденный временем, обратился в закон. Но думаю, – продолжает свя- титель, – иные, желая угодить властителям, прославить силу, изъявить удивление кра- соте, чтимого им со временем сделали богом, а в содействии обольщению присоединилась какая-нибудь баснь. Те же из них, которые были более преданы страстям, признали богами страсти… Потом, подчинившись своеволию и прихотям блуждающего во- ображения, нарекли каждому вымыслу имя какого-нибудь бога или демона, и воздвигнув кумиры» [Григорий Бого-слов, свт. Слово 28, О богословии второе // Григорий Богослов, свт. Творения: в 2 т. Свя- то-Троицкая Сергиева лавра, 1994. Т.1. С. 400-401]. 16 67